Апелляционное определение Второго апелляционного суда общей юрисдикции от 24.08.2020 по делу N 55-399/2020 Приговор: По ч. 1 ст. 30, ч. 5 ст. 33, пп. "г" ч. 4 ст. 228.1, ч. 5 ст. 228.1, ч. 3 ст. 229.1, пп. "а", "б" ч. 4 ст. 229.1 УК РФ (приготовление; пособничество; незаконные производство, сбыт или пересылка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов...; контрабанда наркотических средств, психотропных веществ, их прекурсоров или аналогов...). Определение: Приговор изменен, смягчено назначенное наказание по ч. 5 ст. 33, ч. 3 ст. 229.1 УК РФ.
ВТОРОЙ АПЕЛЛЯЦИОННЫЙ СУД ОБЩЕЙ ЮРИСДИКЦИИ
АПЕЛЛЯЦИОННОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ
от 24 августа 2020 г. по делу N 55-399/2020
Судебная коллегия по уголовным делам Второго апелляционного суда общей юрисдикции в составе: …
рассмотрела в открытом судебном заседании в апелляционном порядке материалы уголовного дела по апелляционному представлению государственного обвинителя Х.Е.Д., апелляционным жалобам осужденного С. и его защитника - адвоката П.М.В., адвоката Б.Д.А. в интересах осужденного Б.А., на приговор Санкт-Петербургского городского суда с участием присяжных заседателей от 11 марта 2020 года, которым:
Б.А., родившийся ДД.ММ.ГГГГ в <адрес>, гражданин РФ, несудимый,
осужден:
- по ч. 1 ст. 30, ч. 5 ст. 228.1 УК РФ к 8 годам лишения свободы;
- по п. п. "а", "б" ч. 4 ст. 229.1 УК РФ к 15 годам лишения свободы;
на основании ч. 3 ст. 69 УК РФ по совокупности преступлений путем частичного сложения наказаний окончательно назначено наказание в виде 16 лет лишения свободы с отбыванием в исправительной колонии строгого режима;
С., родившийся ДД.ММ.ГГГГ в <адрес>, гражданин РФ, несудимый
осужден:
- по ч. 1 ст. 30, п. "г" ч. 4 ст. 228.1 УК РФ к 6 годам лишения свободы;
- по ч. 5 ст. 33, ч. 3 ст. 229.1 УК РФ к 8 годам лишения свободы;
на основании ч. 3 ст. 69 УК РФ по совокупности преступлений путем частичного сложения наказаний окончательно назначено наказание в виде 12 лет лишения свободы с отбыванием в исправительной колонии строгого режима;
мера пресечения Б.А. и С. в виде заключения под стражу оставлена без изменения до вступления приговора в законную силу;
срок отбывания наказания Б.А. и С. исчислен с момента вступления приговора в законную силу, с зачетом в этот срок, на основании ч. 3.2 ст. 72 УК РФ, времени непрерывного содержания под стражей:
Б.А. - с 7 июня 2016 года по 31 октября 2018 года и с 27 февраля 2020 года до вступления приговора в законную силу;
С. - с 9 февраля 2016 года по 31 октября 2018 года и с 16 сентября 2019 года до вступления приговора в законную силу,
из расчета один день содержания под стражей за один день отбывания наказания в виде лишения свободы;
разрешена судьба вещественных доказательств.
Этим же приговором С. и М.А., оправданы по обвинению в совершении преступлений, предусмотренных п. п. "а", "б" ч. 4 ст. 229.1 и ч. 3 ст. 30, ч. 5 ст. 228.1 УК РФ, на основании п. п. 2, 4 ч. 2 ст. 302, ч. 2 ст. 350 УПК РФ в связи с вынесением оправдательного вердикта.
За каждым из них признано право на реабилитацию в этой части.
Приговор в отношении М.А. в апелляционном порядке не обжалован.
Заслушав доклад судьи Н.С.В. о содержании судебного решения, существе принесенных на него апелляционных представления, жалоб с дополнениями и поданных на них возражений, выслушав выступления осужденных Б.А. и С. посредством видеоконференц-связи, их защитников Б.Д.А. и П.М.В., поддержавших доводы жалоб об отмене приговора, оправданного М.А. и адвоката Ц.К.С., настаивавших на оставлении приговора без изменения, мнение прокурора М.Н.В. об изменении приговора, Судебная коллегия
установила:
По приговору, постановленному на основании вердикта коллегии присяжных заседателей от 18 февраля 2020 года:
Б. признан виновным и осужден за контрабанду наркотического средства кокаин, массой 9908,18 грамм, то есть в особо крупном размере, с территории Доминиканской Республики в Российскую Федерацию, а также за приготовление к его незаконному сбыту, совершенные им в составе организованной группы;
С. признан виновным и осужден за пособничество в контрабанде наркотического средства кокаин, массой 70,95 грамма, то есть в крупном размере, с территории Доминиканской Республики в Российскую Федерацию, а также за приготовление к его незаконному сбыту, совершенные им группой лиц по предварительному сговору.
В апелляционном представлении государственный обвинитель Х.Е.Д. указывает, что суд, признав наличие по делу исключительных обстоятельств, позволяющих назначить С. наказание с применением правил ст. 64 УК РФ, не указал об этом в резолютивной части приговора, что противоречит положению п. 35 Постановления Пленума ВС РФ от 22.12.2015 N 58 "О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания". С учетом изложенного просит приговор изменить, дополнив его резолютивную часть указанием на применение соответствующей нормы уголовного закона.
Осужденный С. в лично поданной апелляционной жалобе просит об отмене приговора и направлении дела на новое судебное разбирательство на том основании, что в ходе судебного разбирательства были допущены существенные нарушения уголовно-процессуального закона, а, кроме того, суд неправильно применил уголовный закон и назначил ему чрезмерно суровое наказание. Указывает на незаконное отклонение судом ходатайства стороны защиты о приобщении к материалам дела и предъявлении присяжным заседателям фотографий, подтверждающих его алиби, в соответствии с которым в период времени с 12 по 14 марта 2015 года он находился в открытом море, не имел доступа к Интернету и не мог вести переписку с М. в приложении "Viber".
Адвокат П., в своей апелляционной жалобе и дополнениях к ней, поданных в интересах осужденного С., настаивает на отмене приговора, находя его незаконным, несправедливым, постановленным с существенными нарушениями уголовно-процессуального закона, которые путем лишения и ограничения прав стороны защиты, несоблюдения процедуры судопроизводства и иным путем повлияли на решение присяжных заседателей и, как следствие, на вынесение законного и обоснованного решения, приводя следующие доводы:
- стороной обвинения с разрешения председательствующего присяжным заседателям было представлено недопустимое доказательство - мобильный телефон "Iphone 4", изъятый у ФИО12 в аэропорту "Внуково" 14 марта 2015 года, ходатайство об исключении которого суд незаконно и необоснованно отклонил. Ссылаясь на протокол осмотра места происшествия от 14 марта 2015 года, а также показания свидетелей ФИО13 и ФИО14, защитник приходит к выводу о том, что указанный телефон в 18 часов 00 минут этого же дня был упакован и опечатан пломбой "ФТС 13321". Вместе с тем, в одном из судебных заседаний при его осмотре было установлено, что указанный телефон активно использовался вплоть до 01 часа 58 минут 15 марта 2015 года, следовательно, он не изымался и не упаковывался в установленном ч. ч. 2 и 3 ст. 177 УПК РФ порядке. Изложенное подтверждается и тем, что в протоколе первоначального осмотра данного телефона указано об отсутствие какой-либо упаковки и пломб. Учитывая, что указанным осмотром было также зафиксировано отсутствие какого-либо пароля на данном телефоне, сторона защиты приходит к выводу о том, что на протяжении полугода к нему имелся свободный доступ должностных лиц следственных и оперативных служб, заинтересованных в неблагоприятном для С. исходе данного дела, которые имели возможность сфальсифицировать переписку, которая, якобы, велась между М. и абонентом под именем <данные изъяты> в приложении "Viber". Указанные сомнения в подлинности содержащихся в телефоне сведений являлись неразрешимыми, в связи с чем указанное доказательство должно было быть исключено из числа допустимых, однако суд первой инстанции проигнорировал все изложенные доводы, разрешив представить стороне обвинения присяжным заседателям, что, безусловно, повлияло на их решение о виновности С. в инкриминируемых ему деяниях.
- С. в суде пояснил, что 14 марта 2015 года не вел с М. переписку, так как в это время находился на яхте в открытом море и не имел доступа к Интернету, что подтвердили свидетели П. и ЗА., чьи показания были оглашены, а также заявил, что номер N никогда ему не принадлежал, а использовался К., который без его участия договаривался с М. о поставке кокаина. Тот факт, что переписка велась с абонентом, использующим именно указанный номер, подтверждался протоколом осмотра мобильного телефона ФИО12 от 15 февраля 2016 года, в ходе которого привлеченный к участию в данном следственном действии специалист Е. пояснил, что к приложению "Viber", при помощи которого осуществлялась переписка, был привязан именно этот абонентский номер и ранее подтверждал это в судебном заседании в ходе предыдущего рассмотрения дела. Однако суд безосновательно признал указанный протокол осмотра недопустимым доказательством, на том лишь основании, что при его составлении не принимали участие понятые, тогда как такая возможность прямо предусмотрена ч. 1.1 ст. 170 УПК РФ.
- для устранения негативных последствий такого решения суда, стороной защиты было заявлено ходатайство о назначении компьютерно-технической экспертизы данного телефона, направленной на получение информации, содержащейся в исключенном по решению председательствующего из числа допустимых доказательств протоколе осмотра. Однако суд, в нарушение ч. 2 ст. 271 УПК РФ, данное ходатайство не рассмотрел и не разрешил, чем нарушил право С. на представление доказательств.
- также необоснованно суд отказал стороне защиты в истребовании информации о принадлежности вышеуказанного абонентского номера, что могло подтвердить показания С., отрицавшего его использование им, что также препятствовало стороне защиты реализовать свое право на представление доказательств коллегии присяжных заседателей.
- ходатайство о приобщении к материалам дела и исследовании в присутствии присяжных заседателей электронного носителя информации, содержащего 19 фотографий, сделанных 12 - 14 марта 2015 года С. в открытом море, где не имелось мобильной связи и доступа в сеть Интернет, было судом также беспричинно отклонено, несмотря на то, что сам мобильный телефон, при помощи которого указанные фотографии были сделаны, сторона защиты также готова была представить.
- вновь нарушая право С. на представление доказательств, суд отказал в ходатайстве об исследовании с участием присяжных заседателей справки о результатах проведенных ОРМ от 14 марта 2015 года и ответа на поручение следователя от 1 июня 2016 года, из которых следовало, что лицо, использовавшее номер N и записанное в телефонной книге М., как С., являлся К. При этом суд не признал справку об ОРМ недопустимым доказательством, в связи с чем отказ в ее исследовании явно неправомерен и противоречит правовой позиции Пленума ВС РФ, отраженной в п. 20 Постановления от 22 ноября 2005 года N 23, а ответ следователя исключил из числа доказательств по собственной инициативе, на том основании, что данный документ не содержит сведений об источнике информации, вольно трактуя закон, который предполагает возможность признания недопустимым доказательством по указанному основанию лишь показания свидетеля. При этом, для установления такого источника суду достаточно было допросить сотрудника ФСБ М., чего сделано не было по причине незаинтересованности суда в этом.
- суд позволил стороне обвинения представить присяжным заседателям недопустимые доказательства - выписки по банковским счетам С. и протокола его допроса в качестве обвиняемого от 17 августа 2016 года, об исключении которых стороной защиты были заявлены ходатайства, необоснованно отклоненные судом. Как следует из протокола осмотра документов от 22 апреля 2016 года указанные выписки были получены следователем из Управления "К" СЭБ ФСБ России в ответ на поручение N 17/сч-21918 от 3 сентября 2015 года, при этом должностные лица органа дознания получили их без судебного решения. Однако суд, рассматривая указанные доводы, пришел к выводу о наличии в протоколе осмотра банковских выписок технической ошибки в части реквизитов того документа, на основании которого они появились в материалах дела, безосновательно предположив, что они были получены на основании запроса следователя, при том, что никто из должностных лиц по данному поводу не был допрошен. Что же касается протокола допроса С., то в указанный выше день ему не могло быть предъявлено обвинение, поскольку в это время он находился в специальном помещении ФКУ СИЗО-4 УФСИН России по г. Москве в связи с участием в судебном заседании Московского городского суда по видеоконференц-связи, которое было назначено на 14 часов 25 минут и длилось не менее 30 минут, что подтверждается документально. Учитывая изложенное, С. не могло быть предъявлено обвинение и он не мог дать показания в период с 15 часов 00 минут до 16 часов 40 минут, так как был выведен из помещения для ВКС только после 18 часов. Фактически суд не рассмотрел ходатайство стороны защиты о недопустимости показаний С., указав лишь то, что об оглашении данного протокола стороны ходатайств не заявляли, тогда как в судебном заседании он все-таки был оглашен в присутствии присяжных заседателей.
- допросы Ш. и К., отбывающих наказание в местах лишения свободы, в качестве свидетелей при помощи систем видеоконференц-связи, были проведены с существенным нарушением положений ст. 278.1 УПК РФ, так как по месту их нахождения не присутствовали судьи, которые должны были установить их личность, что не находится в компетенции сотрудника исправительного учреждения. Кроме того, сторона защиты была лишена возможности задавать вопросы свидетелю К., после отказа которого от дачи показаний связь с учреждением была прервана и в его отсутствие были оглашены ранее данные им показания.
- в ходе допроса свидетелей Б., Б., Г. государственными обвинителями задавались вопросы, которые предполагали ответы о виновности подсудимых исключительно предположительного характера, однако председательствующий никак не отреагировал на подобное нарушение, в связи с чем до присяжных заседателей была доведена информация, основанная на домыслах, а в случае допроса М. - вообще не относящаяся к инкриминируемым С. деяниям.
- уголовное дело в отношении С. было возбуждено следователем З. 9 марта 2016 года на основании рапорта об обнаружении признаков преступления и явки с повинной самого С., которая была дана им 1 марта 2016 года, то есть за пределами 3-суточного срока, установленного ч. 1 ст. 144 УПК РФ без продления сроков проверки. Указанное обстоятельство, наряду с иными, являлось основанием для возвращения уголовного дела прокурору, о чем стороной защиты было заявлено соответствующее ходатайство, которое суд рассмотрел лишь поверхностно, проигнорировал доводы о необходимости истребования дополнительных сведений, подтверждавших бы необходимость возвращения уголовного дела прокурору, то есть фактически не рассмотрел его и вынес постановление, не отвечающее требованиям ч. 4 ст. 7 УПК РФ.
- 14 января 2020 года суд не имел права проводить судебное заседание, поскольку С. находился под воздействием нейролептика "Галоперидол", что подтверждается справкой из следственного изолятора. Несмотря на то, что защита обратила внимание председательствующего на плохое самочувствие С., в суд была вызвана бригада врачей скорой медицинской помощи, после чего заседание было продолжено якобы на том основании, что С. может в нем участвовать. При этом С. явно не осознавал происходящего, находясь под воздействием указанного лекарственного препарата, и не мог осуществлять право на защиту при исследовании большого количества доказательств, представленных в этот день стороной обвинения. Впоследствии из следственного изолятора поступила медицинская справка, подтверждавшая факт лечения С. галоперидолом, в которой указывалось, что вопрос о его участии в судебном заседании является экспертным, что свидетельствовало о необходимости назначения судом психиатрической экспертизы, что сделано не было. Указанные нарушения безусловно повлияли на возможность реализации С. своих законных прав.
- суд неверно квалифицировал действия С., как приготовление к незаконному сбыту наркотического средства в крупном размере, совершенному группой лиц по предварительному сговору, поскольку на момент совершения указанных действий в марте 2015 года действовали разъяснения Пленума ВС РФ, содержащиеся в п. 13 Постановления от 15 июня 2006 года N 14, в соответствии с которыми действия посредника следует квалифицировать как соучастие в сбыте или в приобретении наркотических средств в зависимости от того, в чьих интересах он действовал. В обзоре судебной практики по уголовным делам, утвержденном 27 июня 2012 года указано, что если посредник приобретает наркотические средства по просьбе и за деньги приобретателя этого средства и передает ему данное средство, то такое лицо является пособником в приобретении. Из вердикта же следует, что С. получил от М. 300 000 рублей для приобретения кокаина, передал их К., который приобрел наркотическое средство и совершил остальные действия, направленные на доставку кокаина М. Таким образом, на момент обращения М. у С. кокаина не имелось, за его приобретением он обратился к иному лицу и все деньги передал именно ему. При этом действия самого М. приговором Солнцевского районного суда г. Москвы были квалифицированы, как покушение на незаконное приобретение наркотического средства в крупном размере. Учитывая изложенное, действия С. следовало квалифицировать по ч. 3 ст. 30, ч. 5 ст. 33, ч. 2 ст. 228 УК РФ.
- квалифицирующий признак совершения преступления группой лиц по предварительному сговору также необоснованно был вменен С., поскольку вердиктом установлено, что действия, связанные с незаконным перемещением кокаина через таможенную границу, были совершены единолично курьером Ш., при осуждении которой данный квалифицирующий признак был исключен.
- при назначении С. наказания суд не учел, что в соответствии с п. 20 Постановления Пленума ВС РФ от 30 июня 2015 года N 29 при новом рассмотрении дела в суде первой инстанции после отмены приговора в связи с нарушением права обвиняемого на защиту, а также по иным основаниям, не связанным с необходимостью ухудшения положения обвиняемого не допускается назначение обвиняемому более строгого наказания. Вместе с тем, приговором Московского районного суда Санкт-Петербурга от 19 января 2017 года С. было назначено наказание по ч. 3 ст. 229.1 УК РФ в виде 7 лет лишения свободы, а по ч. 3 ст. 30, п. "г" ч. 4 ст. 228.1 УК РФ - в виде 6 лет лишения свободы, то есть при первом рассмотрении данного дела С. при более тяжкой квалификации действий было назначено более мягкое наказание. Кроме того, назначенное ему наказание не соответствует тому, которое было назначено М., Ш. и самому К., который совершил значительно больший объем действий, и установленным судом смягчающим обстоятельствам, что свидетельствует о несправедливости приговора.
Просит приговор отменить, направить уголовное дело на новое судебное разбирательство.
В основной и дополнительной апелляционных жалобах адвокат Б. в интересах осужденного Б. также считает приговор незаконным и подлежащим отмене на основании п. п. 2 и 3 ст. 389.15 УПК РФ, в обоснование чего указывает следующее:
- сторона защиты была лишена права на представление доказательств. Так, несмотря на возражения стороны защиты, присяжным заседателям было представлено заключение эксперта N 6191 от 21 июня 2016 года, из выводов которого следует, что на смывах с лица и шеи Б.А., а также на поверхности срезов ногтей и волос обнаружено наркотическое средство кокаин. При этом, инкриминируемые Б. деяния были совершены не позднее 26 марта 2015 года, тогда как образцы для сравнительного исследования, представленные на экспертизу, были получены 7 июня 2016 года, то есть спустя 14 месяцев. Стороной защиты было получено заключение специалиста Л., из которого следует, что обнаружение следов наркотического средства при условии соблюдения человеком правил личной гигиены в течение указанного срока невозможно. Несмотря на то, что указанное заключение специалиста опровергало относимость результатов экспертного заключения к данному делу, суд проигнорировал все изложенные доводы стороны защиты в этой части, не позволил огласить его в присутствии присяжных заседателей и принял незаконное решение об исследовании в их присутствии указанного экспертного заключения, которое не имело отношения к предъявленному Б. обвинению по временному признаку, выходило за пределы доказывания по делу и относилось лишь к данным о личности подсудимого, которые, безусловно, вызвали у коллегии предубеждение в его виновности;
- в ходе рассмотрения уголовного дела стороной обвинения было предъявлено и исследовано с участием присяжных заседателей недопустимое доказательство - переписка, якобы имеющая отношение к Б. и содержащаяся в моноблоке марки "Apple", изъятом в рамках другого уголовного дела по адресу <адрес>, как это следует из протокола обыска от 16 июня 2015 года. Однако фактически указанный протокол был составлен по результатам обыска в другой квартире - <адрес> и, в нарушение положений ч. 4 ст. 182 УПК РФ - без судебного решения на обыск именно в указанной квартире. Изложенное свидетельствует о недопустимости принятия в качестве доказательств результатов обыска, проведенного с нарушением требований ч. 2 ст. 182 УПК РФ, однако председательствующий необоснованно отклонил ходатайство стороны защиты об исключении следующих доказательств: протокола осмотра предметов от 25 мая 2016 года и приложений к нему, оптического диска, протокола обыска от 16 июня 2016 года и заключения эксперта N 192эс-15 от 6 октября 2015 года. Безосновательно признав указание в протоколе обыска неверного номера квартиры технической ошибкой, суд фактически признал допустимым производство обыска без судебного решения и допустил к исследованию доказательства, полученные с нарушением закона, при том, что диск с электронной перепиской, являющийся неотъемлемой частью экспертного заключения, поступил не из Невского районного суда, а из следственного органа - ГСУ СК России по г. Санкт-Петербургу.
- кроме того, исследованная с участием присяжных заседателей электронная переписка не имела никакого отношения к событиям марта 2015 года, когда были совершены инкриминированные Б. действия, поскольку имела место в 2012 - 2013 годах. В нарушение положений ч. 8 ст. 335 УПК РФ это вызвало у коллегии явное предубеждение по отношению к Б.А., поскольку в данной переписке были упомянуты обстоятельства, схожие с тем, в чем ему было предъявлено обвинение, но не имеющие к этим конкретным действиям никакого отношения.
- у суда имелись все основания для постановления в отношении Б. оправдательного приговора на основании ч. 4 ст. 348 УПК РФ, поскольку те действия Б.А., которые присяжные признали доказанными, не содержат признаков преступления. Так, исключив из обвинения ключевые пункты, а именно то, что Б. забрал 70 000 долларов США для последующего приобретения кокаина и организации его доставки в РФ, что не позднее 26 марта 2015 года он получил в свое распоряжение кокаин массой 9908,18 г, что он растворил его и разлил в 23 бутылки из-под рома и поместил их в свое жилище, расположенное по неустановленному адресу в г. Пунта-Кана, коллегия фактически признала доказанным лишь то, что Б. не позднее 19 марта 2015 года вступил в организованную группу, состоявшую из других и неустановленных лиц, а 26 марта 2015 года привез пятерых туристов и ФИО21 от отеля в свое жилище, где в их багаж были помещены бутылки с растворенным в них кокаином. Председательствующий не устранил противоречивость вердикта, поскольку из ответов присяжных заседателей следует, что он не мог привезти туристов в свое жилище для загрузки бутылок в их багаж. Поскольку указанное противоречие не было устранено, председательствующий должен был истолковать это сомнение в пользу подсудимого и не мог указать в приговоре, что действия по помещению бутылок в багаж произошли в неустановленном месте, так как это Б. не вменялось. Сам факт участия Б. в организованной группе в силу ч. 5 ст. 35 УК РФ преступлением не является, в связи с чем по итогам судебного разбирательства не были установлены обстоятельства приготовления и совершения преступления (в т.ч. место, время, способ), что препятствовало вынесению обвинительного приговора.
Просит приговор отменить, вынести в отношении Б. новый оправдательный приговор.
В возражениях на апелляционные жалобы осужденного и адвокатов государственный обвинитель ФИО11, аргументируя свою позицию, просит изложенные в них доводы отклонить и изменить приговор Санкт-Петербургского городского суда лишь по доводам апелляционного представления.
В судебном заседании суда апелляционной инстанции осужденный Б. и адвокат Б. обратили внимание Судебной коллегии на существенное ограничение их в правах судом первой инстанции, а также на то, что обвинительный вердикт был основан лишь на недопустимых и неотносимых доказательствах, выходящих за рамки пределов предъявленного обвинения. Просили о постановлении оправдательного приговора.
Осужденный С. и адвокат П., утверждая, что только ограничение стороны защиты в правах позволило получить обвинительный вердикт коллегии присяжных заседателей, который при предыдущем рассмотрении дела был полностью оправдательным, полагали необходимым приговор отменить и направить дело на новое судебное разбирательство в тот же суд в ином его составе, либо возвратить уголовное дело прокурору по основаниям, изложенным в апелляционных жалобах.
Оправданный М. и адвокат Ц. просили приговор в отношении него оставить без изменения, а в остальной части - принять решение на усмотрение Судебной коллегии.
Прокурор М. поддержала доводы апелляционного представления, а также согласилась с тем, что вновь назначенное С. наказание не могло превышать то, которое было назначено ему по предыдущему приговору, в связи с чем просила приговор изменить лишь в этой части, отклонив иные доводы апелляционных жалоб.
Проверив материалы дела и обсудив доводы апелляционных представления, жалоб и поступивших на них возражений, выслушав выступления сторон, Судебная коллегия не усматривает таких нарушений уголовно-процессуального закона при производстве по делу, которые ставили бы под сомнение законность возбуждения, расследования дела, передачу его на стадию судопроизводства и в дальнейшем - саму процедуру судебного разбирательства.
Так, доводы осужденного С. и его защитника о незаконности возбуждения в отношении него уголовного дела в связи с нарушением следователем трехсуточного срока, предусмотренного ч. 1 ст. 144 УПК РФ для принятия решения по сообщению о совершенном преступлении, являются необоснованными.
Как следует из постановления о возбуждении в отношении С. уголовного дела от 9 марта 2016 года по признакам преступлений, предусмотренных ч. 3 ст. 229.1 и ч. 3 ст. 30, п. "г" ч. 4 ст. 228.1 УК РФ (т. 2 л.д. 125 - 126), поводом к принятию такого решения послужили - заявление С. о явке с повинной (т. 29 л.д. 73) и рапорт самого следователя <данные изъяты> об обнаружении признаков вышеуказанных преступлений (т. 2 л.д. 128 - 129).
При этом оба этих документа были зарегистрированы в книге учета сообщений о преступлениях (далее КУСП) именно 9 марта 2016 года за N 11516 и 11515 соответственно, что подтверждается соответствующими штампами УМВД России по Тверскому району г. Москвы.
Из справки о посещении С. в следственном изоляторе (т. 65 л.д. 198 - 199) следует, что следователь З. впервые посетил обвиняемого именно 9 марта 2016 года, то есть в тот же день, когда им был установлен факт совершения преступлений, составлен еще один протокол явки С. с повинной, а документы, явившиеся поводом к принятию обжалуемого процессуального решения, были официально зарегистрированы именно в КУСП.
Все изложенное свидетельствует о том, что следователь, принимая решение о возбуждении уголовного дела, основывался на сведениях, поступивших к нему в сроки, не превышающие тех, которые установлены ч. 1 ст. 144 УПК РФ.
Наличие же на собственноручном заявлении С. о явке с повинной штампа входящей корреспонденции Следственного департамента МВД России от 2 марта 2016 года, не соответствующего образцу, предусмотренному для регистрации подобного рода сообщений в КУСП, может свидетельствовать лишь о нарушении подразделением делопроизводства п. 12 "Инструкции о порядке приема, регистрации и разрешения в территориальных органах Министерства внутренних дел Российской Федерации заявлений и сообщений о преступлениях, об административных правонарушениях, о происшествиях", но положено в основу признания такого решения незаконным быть не может.
Отказывая стороне защиты в удовлетворении ходатайства, суд первой инстанции обоснованно указал, что при возбуждении уголовного дела не было допущено таких нарушений, которые препятствовали бы его рассмотрению в суде и влекли необходимость его возвращения прокурору (т. 73 л.д. 164).
Следует также признать, что обвинительное заключение соответствует требованиям ст. 220 УПК РФ и не имеет таких недостатков, которые исключали бы возможность отправления на его основе судопроизводства по делу и постановление приговора.
Действительно, предъявленное обвинение было в достаточной степени конкретизировано в отношении каждого из подсудимых, насколько это было возможно с учетом совершения инкриминируемой им деятельности, связанной с контрабандой и незаконным распространением наркотических средств в условиях неочевидности на территории иностранного государства, а его формулировка отнюдь не препятствовала постановке вопросов перед коллегией присяжных заседателей, о чем суд первой инстанции указал в своем решении, с которым Судебная коллегия полностью согласна.
Коллегия присяжных заседателей сформирована с соблюдением положений ст. 328 УПК РФ. При этом, в подготовительной части судебного разбирательства председательствующий разъяснял участникам существо предстоящих процессуальных действий при формировании коллегии присяжных заседателей, в процессе ее формирования предоставил сторонам возможность реализации их процессуальных прав.
На указанной стадии судебного заседания все кандидаты в присяжные заседатели, в том числе и вошедшие в состав коллегии, на поставленные вопросы давали полные ответы, сообщали о себе все необходимые для участия в деле сведения.
Как видно из протокола судебного заседания, никто из участников процесса, в том числе сторона защиты, по окончании отбора замечаний по процедуре формирования коллегии присяжных заседателей не внесла, заявлений о ее тенденциозности от участников судопроизводства не поступило. Данных о том, что кем-либо из присяжных заседателей были нарушены возложенные на них обязанности, либо допущены действия и высказывания, позволяющие усомниться в их беспристрастности, протокол судебного заседания не содержит.
Таким образом, уголовное дело рассмотрено законным и беспристрастным судом.
Судебное следствие проведено на основе принципа состязательности, установленного ст. 15 УПК РФ, с учетом требований ст. 252 УПК РФ о пределах судебного разбирательства, гл. 37 УПК РФ и положений ст. ст. 334, 335 УПК РФ об особенностях рассмотрения дела при данной форме судопроизводства по делу.
Соблюдение указанных положений закона обеспечивалось действиями председательствующего по принятию в судебном заседании решений об исследовании сторонами только фактических обстоятельств дела, недопущению сообщения им информации, способной вызвать предубеждение по отношению к подсудимому и другим участникам процесса, либо усомниться в законности полученных доказательств.
В случае отступления от указанных правил председательствующий незамедлительно принимал необходимые меры по ограждению присяжных заседателей от указанной информации, обращаясь к ним с соответствующими разъяснениями по ходу судебного процесса, а затем в напутственном слове.
Эти действия председательствующего не выходили за рамки отведенных ему полномочий и их нельзя признать ограничивающими права стороны защиты на выяснение обстоятельств, имеющих значение для дела.
В ходе судебного следствия с участием присяжных заседателей исследовались лишь те доказательства, которые содержали данные о фактических обстоятельствах дела, подлежащих установлению присяжными заседателями, являлись относимыми к делу и были признаны допустимыми с точки зрения их соответствия требованиям закона. В результате должного реагирования председательствующего на факты злоупотребления сторонами своими процессуальными правами присяжные заседатели были ограждены от оказания на них незаконного влияния, способного вызвать у них предубеждение в отношении подсудимого.
Сохраняя объективность и беспристрастность, председательствующий обеспечил равноправие сторон в процессе, создал все необходимые условия для всестороннего и полного исследования обстоятельств дела.
Фактически все доводы жалоб осужденного С., его защитника П. и действующего в интересах Б. адвоката Б. сводятся к тому, что обвинительный вердикт в отношении осужденных вынесен коллегией присяжных на основании доказательств, полученных с нарушением уголовно-процессуального закона, либо вовсе не относящихся к рассматриваемому делу, а председательствующий, нарушая принцип состязательности сторон, препятствовал стороне защиты в представлении доказательств.
Проверив материалы дела, Судебная коллегия с этими доводами согласиться не может, поскольку приходит к твердому убеждению, что все заявленные сторонами ходатайства были разрешены в установленном законом порядке, с учетом мнения сторон, решения по ним мотивированы, обоснованы и в целом разрешены председательствующим правильно.
Так, выявленное в ходе рассмотрения дела отсутствие первоначальной упаковки телефона, изъятого у <данные изъяты> в аэропорту "Внуково", а также наличие в нем данных о его использовании последним спустя некоторое время после составления соответствующего протокола, отнюдь не свидетельствует о незаконности самой процедуры его изъятия, равно как и о недопустимости использования имеющейся в указанном телефоне информации в качестве доказательства по уголовному делу, в то время как доводы стороны защиты о фальсификации этих сведений не имеют под собой каких-либо реальных оснований и являются лишь предположениями адвоката.
При всем этом, в судебном заседании по данному поводу был допрошен и дал подробные показания о том, с кем именно им велась переписка посредством приложения "Viber", сам М., подтвердивший факт достоверности содержащейся в его телефоне информации, а также пояснивший факт использования им телефона после его изъятия, на основании разрешения сотрудников правоохранительных органов для связи со своей супругой, а также в целях продолжения переписки с С. в рамках содействия расследованию дела. (т. 73 л.д. 178 - 184).
Вопреки изложенным в жалобах доводам, сторона защиты не была ограничена в возможности опротестовать предъявленные государственным обвинением доказательства предусмотренными законом методами. Так, С. беспрепятственно довел до сведения коллегии свою позицию относительно того, что абонентским номером N он не пользовался и, следовательно, не имел отношения к переписке с М., а по ходатайству стороны защиты судом было принято решение об исследовании в присутствии присяжных заседателей информации об отсутствии данных о пополнении С. счета указанного абонентского номера.
Более того, при выступлении адвоката П. в прениях сторон председательствующий отклонил возражения государственного обвинителя и позволил защитнику сообщить присяжным заседателям свою версию о том, что в содержание переписки могли быть внесены изменения, в том числе самим М., а также вновь напомнить о наличии у С. алиби, которое, по мнению стороны защиты, заключалось в его нахождении в открытом море без доступа к средствам связи (т. 74 л.д. 228).
В то же время иные материалы дела, об исследовании которых в присутствии присяжных заседателей ходатайствовала сторона защиты, не соответствовали требованиям допустимости, предъявляемым к доказательствам уголовно-процессуальным законом.
Принимая во внимание, что из предъявленного С. обвинения не следовало, что вышеуказанный абонентский номер был зарегистрирован на его имя, истребование соответствующей информации выходило за рамки пределов судебного разбирательства, в связи с чем это ходатайство было председательствующим обоснованно отклонено (т. 74 л.д. 198).
Отказывая в предъявлении коллегии присяжных заседателей справки о результатах ОРМ от 14 марта 2015 года, председательствующий обоснованно указал, что поскольку содержащаяся в ней информация была получена в результате опроса лиц, не предупрежденных об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний и разъяснения им процессуальных прав, постольку этот документ не может быть использован в качестве доказательства по уголовному делу, с чем следует согласиться. (т. 74 л.д. 132). Учитывая, что указанный документ в силу своей правовой природы доказательством не являлся, вынесение отдельного постановления о признании его недопустимым, вопреки доводам жалоб, не требовалось.
Также обоснованно суд первой инстанции признал недопустимыми и исключил из перечня доказательств, которые могли быть предъявлены присяжным заседателям, протокол осмотра мобильного телефона от 15 февраля 2016 года (т. 13 л.д. 59 - 69) и ответ на отдельное поручение следователя от 1 июня 2016 года (т. 24 л.д. 48 - 49).
Действительно, как следует из указанного выше протокола, при осмотре помимо следователя присутствовал также специалист Е., который при помощи программного обеспечения извлек содержащуюся в телефоне электронную информацию, в том числе и переписку М. в приложении "Viber". Вместе с тем, понятые при производстве указанного следственного действия не присутствовали, а сам процесс изъятия информации из телефона не был зафиксирован с помощью технических средств, которые в данном случае применялись совершенно в иных целях - для извлечения информации, но не для фиксации хода и результатов следственного действия, что не соответствовало положениям ч. 1.1 ст. 170 УПК РФ, о чем председательствующий и указал в своем постановлении от 12 декабря 2019 года (т. 72 л.д. 138 - 140). При этом каких-либо препятствий для применения таких технических средств не усматривается и соответствующего указание в протоколе об этом не имеется.
Что касается информации, содержащейся в ответе на поручение следователя, то источник ее в указанном документе указан не был, сами материалы оперативно-разыскных мероприятий, на которые в ответе имелась ссылка, в уголовном деле отсутствовали, в связи с чем какой-либо юридической силы этот документ не имел и предъявлен коллегии присяжных заседателей быть не мог.
По аналогичным причинам присяжным заседателям не могли быть предъявлены фотографии, которые, по мнению стороны защиты, подтверждали факт нахождения С. в открытом море без доступа к Интернету в тот период, когда велась переписка с М. Кроме того, на момент осмотра телефона С. следователем, до его возвращения родственникам последнего, наличие в нем указанных фотографий не было зафиксировано, в связи с чем решение председательствующего по данному ходатайству представляется обоснованным (т. 74 л.д. 189).
Ходатайство о назначении компьютерно-технической экспертизы мобильного телефона судом было фактически расценено, как преждевременно заявленное, а рассмотрение его отложено (т. 74 л.д. 166). Данное обстоятельство не лишало сторону защиты заявить его после исследования всех необходимых материалов уголовного дела, однако, как следует из протокола судебного заседания, этим правом защита не воспользовалась, против окончания судебного следствия не возражала (т. 74 л.д. 201), ходатайств о возобновлении судебного следствия, как после прений сторон, в которых стороной обвинения анализировалось содержание указанной переписки (т. 74 л.д. 204 - 205, 214), ни после напутственного слова председательствующего (т. 73 л.д. 52, т. 74 л.д. 236) не заявляла.
Рассматривая ходатайство подсудимого С. и адвоката П. об исключении из числа доказательств, в том числе, выписок по банковским счетам, суд, исследовав необходимые материалы уголовного дела пришел к правильному выводу о том, что указанные сведения были получены именно на основании запроса следователя З., согласованного с руководителем следственного органа (т. 66 л.д. 4 - 5), что в полной мере соответствует положениям ч. 4 ст. 26 Федерального закона от 2 декабря 1990 года N 395-1 "О банках и банковской деятельности", согласно которому справки по счетам и вкладам физических лиц могут быть выданы кредитной организацией без судебного решения по согласованным с руководителем следственного органа запросам следователя по уголовным делам, находящимся в его производстве.
Тот же факт, что в протоколе осмотре указанных банковских выписок в качестве основания их получения указан иной документ - сопроводительное письмо Управления "К" СЭБ ФСБ России, к которому прилагались лишь сведения о банковских картах, выпущенных на имя С. (т. 23 л.д. 6), но не о движении денежных средств по его банковским счетам, судом обоснованно расценен как техническая ошибка, не влияющая на тот способ получения указанной информации, на основании которого она в действительности была получена следственными органами.
Какой-либо необходимости в допросе должностных лиц по данному поводу у суда не имелось, поскольку вся необходимая для правильного разрешения этого вопроса информация содержалась в исследованных судом материалах уголовного дела.
Доводы о том, что С. не мог быть допрошен 17 августа 2016 года, поскольку в этот день принимал участие в судебном заседании Московского городского суда, а протокол его допроса сфальсифицирован, судом первой инстанции тщательно проверялись и своего подтверждения не нашли.
Оспариваемый протокол допроса С. в качестве обвиняемого содержит подписи всех участвовавших в данном следственном действии лиц, он отвечает всем предъявляемым уголовно-процессуальным законом требованиям, в нем отсутствуют заявления допрашиваемого лица о несогласии с его содержанием (т. 29 л.д. 139 - 152).
Допрошенный в судебном заседании следователь <данные изъяты> подтвердил факт предъявления С. обвинения и его допроса в указанный день в присутствии адвоката Анисимова.
Из справки ФКУ СИЗО-4 УФСИН России по г. Москве также следует, что 17 августа 2016 года С. посещали следователь <данные изъяты> и адвокат Анисимов.
То обстоятельство, что в этот же день С. принимал участие в судебном заседании Московского городского суда посредством видеоконференц-связи, с учетом отсутствия сведений о времени проведения заседания в его протоколе, никоим образом не опровергает осуществления с его участием оспариваемых стороной защиты следственных действий.
При таких обстоятельствах у суда первой инстанции не имелось оснований для удовлетворения ходатайства стороны защитника и признания указанного протокола допроса недопустимым доказательством, а изложенные в нем показания С. обоснованно стали предметом исследования в присутствии присяжных заседателей.
Не оспаривая допустимость заключения эксперта N 6191 от 21 июня 2016 года (т. 6 л.д. 229 - 243), согласно которому на смывах с шеи и лица, а также на срезах ногтевых пластин и волос Б. были обнаружены следы кокаина, адвокат Барсуков, тем не менее, полагает это доказательство неотносимым, поскольку представленные эксперту образцы для сравнительного исследования были получены у Б. после его задержания 7 июня 2016 года, то есть спустя 14 месяцев после окончания противоправной деятельности, имевшей место не позднее 26 марта 2015 года.
Однако, с указанными доводами Судебная коллегия не может согласиться.
Принимая во внимание фактические обстоятельства предъявленного Б. обвинения в контрабанде и незаконном распространении кокаина организованной группой, действовавшей на территории Российской Федерации (Санкт-Петербург) и Доминиканской Республики, в состав которой он вошел для систематического совершения указанных преступлений, признать неотносимым к рассматриваемому уголовному делу доказательство, указывающее на наличие на изъятых у Б. образцах следов этого же наркотического средства, нельзя по объективным и очевидным причинам, даже с учетом того временного промежутка, на длительность которого указывает защитник.
Что же касается заключения специалиста <данные изъяты>, данного им по инициативе стороны защиты, то оно содержит собственное исследование и ответы по тем вопросам, которые являлись предметом именно вышеуказанной судебной экспертизы, фактически было направлено на оспаривание ее выводов, тогда как уголовно-процессуальным законом такое право специалисту не предоставлено. Учитывая также предположительный характер результатов, к которым специалист пришел, действительных лишь при соблюдении определенных условий, то данное заключение не могло являться допустимым доказательством и оценке присяжными заседателями не подлежало.
Вместе с тем, сторона защиты не была ограничена в своем праве донести до сведения коллегии информацию о временном интервале между окончанием совершения конкретного эпизода инкриминируемой Б. преступной деятельности и моментом взятия у него образцов, впоследствии переданных на исследование эксперту.
Все изложенное свидетельствует о том, что коллегия присяжных заседателей при вынесении вердикта обладала сведениями о позиции каждой из сторон по данному вопросу, достаточными для объективного и правильного его разрешения.
По этим же основаниям Судебная коллегия не усматривает нарушений в действиях председательствующего, удовлетворившего ходатайство стороны обвинения об исследовании в присутствии присяжных заседателей электронной переписки, которая велась на протяжении 2012 - 2013 годов, что, по мнению защитника, также выходило за пределы предъявленного обвинения.
То обстоятельство, что указанная информация не относилась к конкретному эпизоду контрабанды и незаконного распространения 9908,18 г кокаина в частности, не свидетельствует о неотносимости данного доказательства к сформулированному в целом в отношении Б. обвинению в совершении указанных преступлений в составе организованной группы, созданной для осуществления контрабандных поставок особо крупных партий кокаина в Российскую Федерацию, с учетом особенностей которого имелась необходимость доказывания не только наличия у подсудимого умысла на распространение наркотических средств, но и существования такой группы, и в данном конкретном случае выяснение этих обстоятельств полностью соответствовали положениям ст. 252 УПК РФ.
По этим же причинам не имелось препятствий для выяснения у М. того, на какие цели он переводил денежные средства С. с 2012 по 2015 гг., а у свидетелей <данные изъяты> и <данные изъяты> - наличие осведомленности Б. о присутствии в передаваемых им бутылках кокаина. Следует отметить, что предположительный характер ответов последних в некоторых случаях, на что обращает внимание защитник, был нивелирован выступлением председательствующего с напутственным словом, в котором он подробно разъяснил присяжным заседателям порядок и правила оценки доказательств, напомнив, что их выводы не могут строиться на предположениях и догадках (т. 73 л.д. 57).
Необоснованными являются доводы жалобы адвоката Б. о незаконности изъятия моноблока "Apple", в котором и была обнаружена указанная электронная переписка, в связи с неверным указанием номера обыскиваемой квартиры в ряде процессуальных документов.
Из материалов дела следует, что данный компьютер был обнаружен и изъят в ходе расследования иного уголовного дела, в рамках которого проверялась причастность к совершению преступлений ФИО16 по месту жительства которого был осуществлен обыск, проведенный, вопреки утверждениям защитника, на основании судебного решения - постановления Красногвардейского районного суда г. Санкт-Петербурга от 19 мая 2015 года, вступившего в законную силу 1 июня 2016 года.
При этом, в имеющейся в материалах уголовного дела надлежащим образом заверенной копии указанного судебного решения, истребованной непосредственно из суда, указан верный адрес производства обыска: <адрес> <адрес> (т. 65 л.д. 194 - 195), а содержание самого документа не вызывает каких-либо сомнений в том, по месту жительства какого именно лица и на каком основании судом было разрешено проведение указанного следственного действия.
То обстоятельство, что в протоколе обыска следователь ошибочно указал иной номер обыскиваемой квартиры - 185, не свидетельствует о незаконности проведенного следственного действия, осуществленного в присутствии понятых, а также брата ФИО15 - ФИО16, которому было предъявлено соответствующее судебное решение, разъяснены права, в том числа на приглашение адвоката, от которого он отказался. Об обстоятельствах производства обыска ФИО16 был допрошен в судебном заседании, подтвердив сам факт производства данного следственного действия и подробно рассказав о сопутствующих ему обстоятельствах, в связи с чем ссылка защитника Б. на несоответствие количества комнат в квартире, указанному в протоколе обыска, также не может являться основанием для вывода о том, что он был проведен в ином месте.
Учитывая изложенное, суд обоснованно признал технической ошибкой неверное указание номера квартиры, а принятие такого решения не требовало вызова и допроса тех лиц, о вызове которых ходатайствовала сторона защиты (т. 74 л.д. 76 - 77).
Допрос ранее осужденных <данные изъяты> и <данные изъяты>, с которыми было заключено досудебное соглашение о сотрудничестве, посредством видеоконференц-связи с учреждениями, в которых они отбывали наказание, проведен в соответствии с требованиями уголовно-процессуального закона. Согласно протоколу судебного заседания перед началом судебного заседания председательствующий установил личность допрашиваемых лиц. Каких-либо сомнений в том, что личности <данные изъяты> и <данные изъяты> были установлены сотрудниками исправительных учреждений, в которых они отбывают наказание, и что именно указанные лица, а не кто-либо иной, принимали участие в судебном заседании посредством видеоконференц-связи, не имеется.
При этом непосредственный допрос <данные изъяты> в судебном заседании обеспечивал стороне защиты возможность опровергнуть ее показания, тогда как К. от их дачи отказался, воспользовавшись положениями ст. 51 Конституции РФ, прямо заявив о своем отказе отвечать на вопросы участников процесса (т. 74 л.д. 62). На его дальнейшем участии в судебном заседании стороны не настаивали, в связи с чем связь была прекращена, а после оглашения показаний <данные изъяты>, данных им ранее, никто из участников процесса, в том числе адвокат Павлов, не заявили о наличии у них каких-либо вопросов к К. и не ходатайствовали о его повторном вызове в судебное заседание (т. 74 л.д. 63).
Доводы адвоката о проведении судебного заседания 14 января 2020 года при фактической невозможности участия С. по состоянию здоровья своего подтверждения не находят.
Как следует из протокола судебного заседания, С. действительно заявил о плохом самочувствии от приема определенных лекарственных препаратов, назначенных ему в связи с психологическим расстройством и попыткой суицида. После сделанного заявления председательствующий незамедлительно объявил перерыв в судебном заседании и распорядился о вызове бригады скорой медицинской помощи, сотрудники которой, оказав С. необходимую медицинскую помощь, заявили об отсутствии внешних признаков воздействия психотропных и иных препаратов, влияющих на состояние психики и каких-либо препятствий к дальнейшему продолжению судебного разбирательства с участием подсудимого (т. 74 л.д. 167 - 168).
Как следует из истребованной судом медицинской справки, выданной начальником филиала "Больница N 2" ФКУЗ МСЧ-78 ФСИН России, С. действительно получал лечение препаратом "Галоперидол", однако никаких действий, направленных на лишение себя жизни, он не совершал, а поступил в отделение с порезом левого предплечья, длиной около 2 см. При этом в беседе с С. прослеживались рентные установки на госпитализацию в психиатрическое отделение, а указанная симптоматика была расценена врачом как установочное поведение, направленное на уход от уголовной ответственности (т. 72 л.д. 224).
Следует признать, что при таких обстоятельствах с доводами адвоката Павлова об ущемлении прав С. на защиту в указанном судебном заседании согласиться нельзя, а оснований для назначения и проведения в отношении него судебно-психиатрической экспертизы, при отсутствии малейших сомнений в его вменяемости либо способности защищать свои права и интересы, у суда первой инстанции объективно не имелось.
Таким образом, необходимо признать, что в судебном заседании были созданы все необходимые условия для всестороннего и полного исследования обстоятельств дела и обеспечена реализация принципа равноправия и состязательности сторон.
Стороны в равной степени участвовали в обсуждении и представлении доказательств, доводили до сведения коллегии присяжных заседателей свою позицию по делу.
Все заявленные в ходе судебного заседания ходатайства были председательствующим судьей рассмотрены в установленном законом порядке. Принимаемые им решения в каждом случае убедительно аргументированы. При этом позиция председательствующего судьи при принятии указанных решений была обусловлена исключительно обоснованностью самих ходатайств и их значением для полного, всестороннего и объективного исследования обстоятельств, доказанность которых устанавливается присяжными заседателями при вынесении вердикта.
Мотивы отклонения некоторых вопросов участников процесса к допрашиваемым лицам председательствующим судьей в каждом случае приведены и основаны на учете особенностей судопроизводства с участием присяжных заседателей.
Неудовлетворенность той либо иной стороны по делу принятым судом решением по вопросам, возникающим в ходе разбирательства дела, не является поводом для уличения председательствующего судьи в утрате объективности и беспристрастности. Данных, на основе которых можно прийти к выводу о какой-либо прямой, личной и иной заинтересованности председательствующего судьи в исходе дела, как на это указывается в апелляционных жалобах защитников, его предвзятости при рассмотрении дела, обвинительном уклоне, о предоставлении преимуществ одной из сторон, и соответственно, несоблюдении им принципа состязательности сторон не усматривается и протокол судебного заседания таких сведений также не содержит.
Доводы в жалобах о том, что отказ председательствующего судьи в удовлетворении заявленных стороной защиты ходатайств повлиял на существо вынесенного заседателями вердикта, обоснованными признать нельзя.
В судебном заседании не было исследовано, тем более целенаправленно, таких характеризующих данных, которые были способны вызвать у присяжных заседателей предубеждение к подсудимым. По ходу судебного разбирательства дела, а затем в напутственном слове, председательствующий судья напомнил присяжным заседателям, что никакие невольно ставшие известные им сведения о личности подсудимых, которые не относятся к делу, учитываться ими при оценке доказательств и вынесении вердикта не должны.
Прения сторон проведены в пределах вопросов, подлежащих разрешению присяжными заседателями.
Из протокола судебного заседания следует, что сторона обвинения, как и сторона защиты, в прениях давали исследованным в судебном заседании доказательствам оценку, в соответствии с их процессуальным положением, что не противоречит требованиям закона и не может быть отнесено к незаконному воздействию на присяжных заседателей.
Все замечания, которые поступали от председательствующего по ходу выступления участников прений с обеих сторон, являлись обоснованными и в каждом случае содержали указание на их причины.
Нарушений требований ст. 338 УПК РФ, регламентирующей порядок постановки вопросов перед присяжными заседателями, не допущено. Вопросы, подлежащие разрешению коллегией присяжных заседателей, составлены с учетом предъявленного С., Б. и М.А. обвинения, поддержанного в суде государственным обвинителем, результатов судебного следствия, прений сторон, после обсуждения их сторонами, в ясных и понятных выражениях, без использования юридической терминологии.
При обсуждении вопросов председательствующим были рассмотрены замечания и предложения стороны защиты и по их существу принято правильное решение (т. 74 л.д. 234 - 235).
В напутственном слове председательствующий в соответствии со ст. 340 УПК РФ привел содержание обвинения, напомнил присяжным заседателям об исследованных доказательствах, изложил позиции государственных обвинителей и защиты, прозвучавшие в прениях, разъяснил должным образом правила оценки доказательств, в том числе показаний подсудимых, сущность презумпции невиновности, положение о толковании неустранимых сомнений в пользу подсудимого и другие вопросы, предусмотренные ст. 340 УПК РФ. В рамках, необходимых для понимания сути предъявленного обвинения, присяжным заседателям были разъяснены положения уголовного закона, по которому подсудимые привлекались к ответственности (т. 73 л.д. 32 - 63).
Исследованные в судебном заседании доказательства были изложены председательствующим в напутственном слове в объеме, необходимом для того, чтобы напомнить о них присяжным заседателям. Искажений смысла доказательств допущено не было.
Напоминая исследованные доказательства, председательствующий акценты на их значимости не расставлял и напротив, указал, что ни одно из них не имеет преимущественного значения. Собственного мнения относительно достоверности того либо иного доказательства он не высказывал и в какие-либо непредусмотренные законом рамки присяжных заседателей в вопросе оценки доказательств не ставил.
Позиция сторон по делу донесена до сведения присяжных заседателей ими самими при выступлении в прениях и председательствующий правильно отразил в напутственном слове только их суть.
Заявлений от участников процесса, в том числе со стороны защиты, о нарушении председательствующим принципа объективности в связи с содержанием напутственного слова, не поступило (т. 74 л.д. 236).
Постановка вопросов и их содержание позволяли присяжным заседателям полно и всесторонне оценить представленные доказательства и сделать вывод о виновности или невиновности подсудимых. Содержание вопросов у присяжных неясностей не вызывало, и за получением от председательствующего на этот счет каких-то пояснений они не обращались.
Возвращение председательствующим присяжных заседателей в совещательную комнату трижды было связано с необходимостью внесений уточнений в вопросный лист, связанных с требованиями закона об устранении в вердикте противоречий, а также даче ответов на поставленные вопросы в предусмотренной законом форме.
Нарушений процедуры вынесения вердикта не допущено, время нахождения присяжных заседателей в совещательной комнате соответствует требованиям закона.
Вердикт, вынесенный присяжными заседателями после внесения ими уточнений, является ясным, непротиворечивым и, в соответствии с ч. 2 ст. 348 УПК РФ, обязателен для председательствующего, у которого не имелось оснований для роспуска коллегии присяжных заседателей в порядке, предусмотренном частью пятой этой же статьи.
Приговор суда постановлен в соответствии с вердиктом коллегии присяжных заседателей и отвечает требованиям ст. ст. 350, 351 УПК РФ.
На основании фактических обстоятельств содеянного, как они были установлены коллегией присяжных заседателей, действия Б. и С. получили должную юридическую оценку и правильно квалифицированы судом.
Вопреки доводам адвоката Б., у председательствующего не имелось оснований для вынесения в отношении Б. оправдательного приговора в порядке, предусмотренном ч. 4 ст. 348 УПК РФ.
После исключения присяжными заседателями ряда пунктов предъявленного Б. обвинения, из вердикта следует, что он не только заранее объединился с другими и неустановленными лицами в группу, созданную на территории Санкт-Петербурга и Доминиканской Республики для систематического тайного перемещения кокаина в Российскую Федерацию и последующего распространения этого вещества, принял личное участие в разработке плана достижения задуманного, согласился с тем, что проживая на территории Доминиканской Республики будет получать кокаин, оплачивать его получаемыми от участников группы денежными средствами, подготавливать к транспортировке и передавать курьерам для доставки в Российскую Федерацию, но и привез пятерых лиц и контролирующего тех участника группы от отеля в свое жилище, где 26 марта 2015 года в их багаж был помещен раствор кокаина в бутылках из-под рома.
Следует признать, что те фактические действия Б.А., которые присяжными заседателями были признаны доказанными, заключались не только во вступлении его в организованную группу, что само по себе не является уголовно наказуемым по инкриминируемым ему составам преступлений, но и выполнил конкретные действия, которые согласовывались со взятой им на себя ролью при совершении преступлений.
Исключение присяжными заседателями фактов получения Б.А. 70 000 долларов США именно для покупки кокаина, приобретение им наркотического средства и дальнейшее его растворение в 23 бутылках, помещенных им в своем жилище в <адрес>, отнюдь не сделало вердикт противоречивым в какой бы то ни было его части, как об этом безосновательно утверждает защитник, поскольку все те действия, которые коллегией были признаны установленными, полностью согласовываются друг с другом и не могут быть признаны взаимоисключающими, а ответы присяжных заседателей как на вопросы о виновности подсудимых в доказанном по их мнению объеме деяний, так и в части признания их не заслуживающими снисхождения, позволяют трактовать вердикт исключительно как отражающий мнение коллегии о том, что Б. и С. должны понести ответственность за фактически содеянное каждым из них.
Неустановление же точного адреса места жительства Б. в <адрес> Доминиканской Республики не противоречит предъявленному ему обвинению, не изменяет его и не может являться основанием для его оправдания, в том числе с учетом того, что все обстоятельства, в том числе связанные с местом совершения преступлений и указанные в вопросе N 1 были признаны коллегией присяжных заседателей доказанными без каких-либо исключений.
При таких обстоятельствах, Судебная коллегия приходит к убеждению в том, что действия Б. были верно квалифицированы судом по п. п. "а", "б" ч. 4 ст. 229.1 УК РФ, как контрабанда через таможенную границу Таможенного союза в рамках ЕврАзЭс наркотического средства в особо крупном размере, организованной группой, а также по ч. 1 ст. 30, ч. 5 ст. 228.1 УК РФ, как приготовление к незаконному сбыту наркотического средства в особо крупном размере, организованной группой.
Суд привел в приговоре убедительные суждения относительно данной квалификации действий Б.А., включая размер наркотического средства, факт его тайного перемещения через таможенную границу, обоснование наличия у него умысла, направленного на сбыт кокаина, а также совершение всех этих действий в составе именно организованной группы.
Оснований для иной квалификации действий Б. не имеется.
Не имеется оснований и для иной квалификации действий С., нежели той, которая была дана ему судом первой инстанции в приговоре.
Так, вопреки мнению адвоката П., вердиктом присяжных заседателей признано доказанным то, что С. заранее договорился с находящимся на территории Доминиканской Республики лицом о доставке в Российскую Федерацию кокаина с сокрытием его от таможенного контроля и последующем его распространении, а уже затем получил заказ на приобретение указанного наркотического средства от находящегося в Санкт-Петербурге лица, а также денежные средства в сумме 300 000 рублей в счет его частичной оплаты. Этим же вердиктом установлено, что полученные денежные средства С. передал для приобретения партии кокаина, а впоследствии организовал встречу заказчика с курьером, у которого находилась бутылка с растворенным в ней наркотическим средством, массой 70,95 грамма.
Учитывая установленные фактические обстоятельства содеянного С., Судебная коллегия не может согласиться с тем, что его действия были продиктованы интересами приобретателя наркотического средства. Напротив, является очевидным, что действия С. были направлены на исполнение заранее достигнутой договоренности на незаконный сбыт кокаина, в связи с чем его действия были обоснованно квалифицированы по ч. 5 ст. 33, ч. 3 ст. 229.1 УК РФ, как пособничество в контрабанде через таможенную границу Таможенного союза в рамках ЕврАзЭс наркотического средства в крупном размере, группой лиц по предварительному сговору, а также по ч. 1 ст. 30, п. "г" ч. 4 ст. 228.1 УК РФ, как приготовление к незаконному сбыту наркотического средства в крупном размере, группой лиц по предварительному сговору.
Ссылки защитника на бескорыстный характер действий С., передавшего все полученные им денежные средства в размере 300 000 рублей на приобретение наркотического средства, несостоятельны, поскольку вердиктом установлено, что после получения кокаина ему должны были перечислить еще 50 000 рублей.
Тот факт, что М., являющийся заказчиком указанного наркотического средства, был осужден приговором Солнцевского районного суда г. Москвы от 22 июня 2016 года (т. 72 л.д. 22 - 25) не только за совершенную группой лиц по предварительному сговору его контрабанду, но и за покушение на его незаконное приобретение, не может повлиять на квалификацию действий С., действовавшего исходя из собственных интересов, направленных на сбыт кокаина, а также из ранее достигнутых договоренностей на этот счет с иным лицом - К., роль которого заключалась в приобретении кокаина на территории Доминиканской Республики и его передача курьеру Ш. под видом легальной алкогольной продукции, осужденных тем же судом.
При этом, за вышеуказанные действия, в том числе и за приготовление к незаконному сбыту наркотических средств, К. признан виновным и осужден приговором от 23 октября 2017 года (т. 72 л.д. 27 - 40) с учетом наличия предварительного сговора на его совершение, а осуждение Ш. приговором от 12 мая 2016 года (т. 72 л.д. 2 - 21) без указания этого квалифицирующего признака, который ей не был инкриминирован, с учетом установленных присяжными заседателями фактических обстоятельств, не может влиять на степень соучастия С. с иными лицами.
Судом первой инстанции тщательно проверено психическое состояние осужденных, которые на учетах в психоневрологическом и наркологическом диспансерах не состояли, а также исследованы заключения комиссионных психиатрических экспертиз, в соответствии с выводами которых ни Б.А., ни С., хроническими, временными психическими расстройствами, слабоумием, иными болезненными состояниями психики не страдают и не страдали в момент совершения инкриминированных им деяний, могли и могут осознавать фактический характер своих действий и руководить ими.
Как справедливо указано в приговоре, каких-либо сомнений в психической неполноценности С. и Б. в ходе рассмотрения уголовного дела не возникало, в связи с чем суд обоснованно признал осужденных вменяемыми и подлежащими уголовной ответственности на общих основаниях.
В то же время, Судебная коллегия считает необходимым согласиться с доводами жалобы адвоката Павлова, а также мнением прокурора Мариинской о необходимости внесения в приговор изменений и смягчения назначенного С. наказания по эпизоду пособничества в контрабанде наркотического средства по следующим основаниям.
В соответствии с п. 20 Постановления Пленума Верховного Суда РФ "О практике применения судами законодательства, обеспечивающего право на защиту в уголовном судопроизводстве" от 30 июня 2015 года N 29, с учетом взаимосвязанных положений ст. ст. 389.22, 389.23 и ч. 1 ст. 389.24 УПК РФ о том, что обвинительный приговор суда первой инстанции могут быть отменены или изменены в сторону ухудшения положения осужденного не иначе как по представлению прокурора либо жалобе потерпевшего, при новом рассмотрении дела в суде первой или апелляционной инстанции после отмены приговора в связи с нарушением права обвиняемого на защиту, а также по иным основаниям, не связанным с необходимостью ухудшения положения обвиняемого, не допускается применение закона о более тяжком преступлении, назначение обвиняемому более строго наказания или любое иное усиление его уголовной ответственности.
Вместе с тем, как следует из материалов уголовного дела, приговором Московского районного суда г. Санкт-Петербурга от 19 января 2017 года (т. 31 л.д. 67 - 91) С. был признан виновным и осужден в порядке, предусмотренном главой 40.1 УПК РФ при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве, в том числе и по тем эпизодам, за которые он осужден и настоящим приговором.
При этом, за действия, связанные с контрабандой наркотического средства кокаин, массой 70,95 г, квалифицированные судом по ч. 3 ст. 229.1 УК РФ, С. было назначено наказание в виде 7 лет лишения свободы, тогда как обжалуемым приговором С. осужден по указанному эпизоду к лишению свободы на срок 8 лет.
В дальнейшем, апелляционным определением судебной коллегии по уголовным делам Санкт-Петербургского городского суда от 28 марта 2017 года указанный приговор был отменен в связи с фундаментальным нарушением уголовно-процессуального закона при заключении соглашения о сотрудничестве и права С. на защиту, то есть по основаниям, не связанным с невыполнением последним своих обязательств в рамках вышеуказанного соглашения (т. 31 л.д. 193 - 200).
Принимая во внимание, что положения статьи 389.24 УПК РФ предполагают отсутствие у стороны защиты причин опасаться того, что инициированная ею процедура апелляционного производства тем или иным образом приведет к принятию судебного акта, ухудшающего положение подсудимого по сравнению с обжалуемым актом, приговор в этой части подлежит изменению, а назначенное С. наказание по ч. 5 ст. 33, ч. 3 ст. 229.1 УК РФ - смягчению в соответствующих пределах.
В остальной части наказание осужденным назначено в соответствии с требованиями закона, с учетом характера и степени общественной опасности совершенных ими преступлений, роли каждого из них в реализации преступных намерений, данных об их личностях, семейном положении, возрасте, состоянии здоровья, влияния назначенного наказания на исправление осужденных, отсутствия отягчающих наказание обстоятельств, всех иных значимых в вопросе наказания обстоятельств дела, в том числе и тех, на которые имеются ссылки в апелляционных жалобах, а С. также - с учетом наличия у него малолетнего ребенка и ранее данных им показаний, изобличающих его и иных лиц в совершении преступлений, что позволило суду прийти к выводу о возможности назначения последнему наказания с применением положений ст. 64 УК РФ.
При этом, аргументировав свое решение в описательно-мотивировочной части приговора, суд в его резолютивной части о применении ст. 64 УК РФ при назначении С. наказание за каждое из совершенных им преступлений, вопреки положениям п. 35 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 22 декабря 2015 года N 58 "О практике назначения судами РФ уголовного наказания", не указал, на что обоснованно обращается внимание в апелляционном представлении государственного обвинителя, в связи с чем Судебная коллегия полагает необходимым внести в приговор необходимые уточнения в этой части.
Приведенные судом мотивы в обоснование невозможности применения положений 73, ч. 5 ст. 15 УК РФ в отношении каждого из осужденных, а в отношении Б. и положений ст. 64 УК РФ, убедительны.
Каких-либо новых обстоятельств, влияющих на вид и срок наказания осужденным, помимо приведенных выше, Судебная коллегия не находит, назначенное каждому из них наказание, с учетом вносимых изменений, признает справедливым и соразмерным содеянному, соответствующим требованиям уголовно-процессуального и уголовного закона, полностью отвечающим задачам исправления осужденных.
Доводы стороны защиты о несправедливости приговора, основанные на сопоставлении размера наказания назначенного осужденным и иным фигурантам данного дела, в том числе <данные изъяты> и <данные изъяты> являются несостоятельными, поскольку противоречат принципу индивидуализации наказания, которым руководствовался суд.
Вид исправительного учреждения осужденным суд определил в соответствии с требованиями п. "в" ч. 1 ст. 58 УК РФ - в исправительной колонии строгого режима.
Оснований, которые могли бы служить поводом для отмены либо внесения иных изменений в приговор, постановленный на основании вердикта коллегии присяжных заседателей, в жалобах не содержится и Судебной коллегией по результатам апелляционного рассмотрения дела не установлено.
Учитывая изложенное, руководствуясь ст. ст. 38913, 38920, 38926, 38928, 38933 УПК РФ, Судебная коллегия
определила:
Приговор Санкт-Петербургского городского суда с участием присяжных заседателей от 11 марта 2020 года в отношении С. изменить:
- дополнить резолютивную часть приговора указанием о применении положений ст. 64 УК РФ при назначении С. наказания за каждое из преступлений, удовлетворив апелляционное представление государственного обвинителя;
- смягчить С. наказание, назначенное ему по ч. 5 ст. 33, ч. 3 ст. 229.1 УК РФ до 7 лет лишения свободы;
- на основании ч. 3 ст. 69 УК РФ по совокупности преступлений, предусмотренных ч. 5 ст. 33, ч. 3 ст. 229.1 и ч. 1 ст. 30, п. "г" ч. 4 ст. 228.1 УК РФ, путем частичного сложения наказаний, окончательно назначить С. наказание в виде лишения свободы на срок 11 лет 6 месяцев.
В остальной части приговор в отношении С. и Б.А. оставить без изменения, апелляционные жалобы осужденного С., адвокатов П.М.В. и Б.Д.А. - без удовлетворения.
Апелляционное определение может быть обжаловано в Судебную коллегию по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации в порядке, предусмотренном главой 47 УПК РФ.
